Роб Хантер – рождение легенды (сборник) - Сергей Жоголь

Вспомнилось, как бабка-покойница, к которой он в детстве ездил в деревню, часто прятала ключи за дверной наличник. Сунув руку в проём, Ромка ощутил холодный металл и улыбнулся. На связке оказалось два ключа. Первым – большим, он открыл замок, дверь скрипнула, и Ромка проскользнул внутрь. В сарае было тепло и сухо. Прищурившись, Роман разглядел большую самодельную клетку. Кто-то, скрючившись, ворочался в ней под ватным одеялом. Клетка открылась вторым ключом, и Ромка оказался внутри.

Присев на корточки, он потянул одеяло на себя. Существо зашевелилось, стеганная тряпка сползла в сторону. Ромка обомлел:

– Ребёнок?!

Мальчик лет десяти, прикрывал голову руками. Он часто дышал и, время от времени, жалобно поскуливал точно брошенный щенок.

– Вот сумасшедшая баба! Да разве ж так можно? – возмутился Роман. – Не бойся, я тебя выпущу.

В этот момент маленький узник опустил руки, и Ромка разглядел лицо паренька: сморщенная кожа с красными прожилками, усеянные капиллярами глаза без зрачков, плоский нос с дырками, заменявшими ноздри. Ромка почувствовал слабость, по спине побежали мурашки. Голову существа покрывали уродливые волдыри, волосы, напоминавшие паклю, росли клочками, но больше всего Романа поразил рот. Когда ребёнок дышал, а делал он это именно ртом, его губы раздвигались, обнажая острые зубы, которые торчали в разные стороны, как у акулы. Существо вертело головой, скалилось и пускало слюни.

– Слепой что ли? – прошептал Роман. – От света щурится.

Незнакомец подался вперёд, Роман отступил. Он понял, что «оно» его услышало. Прижимаясь спиной к прутьям решётки, Ромка пятился к выходу. Спасительная дверь была уже близко. В этот момент незнакомец прыгнул, Ромка зажмурился.

Острая боль заставила закричать. Роман упал, увлекая за собой повисшего на руке монстра. С огромным трудом Роман оторвал от себя маленькое чудовище, и, вскочив из клетки, захлопнул дверцу. В висках стучало, жгучая боль, словно бурав, сверлила возбуждённый мозг. Запирая дверь окровавленными руками, Роман сглатывал слёзы. Существо, вновь оказавшись за решёткой, забилось в угол. Видя, что зверёныш что-то грызет, Роман посмотрел на окровавленную руку. Только сейчас он понял, что на ней не хватает двух пальцев.

– Зря ты сюда полез, предупреждала же, – слова прозвучали как приговор. Парень обернулся. Последним, что Роман увидел, теряя сознание, оказался затыльник приклада, врезавшейся ему в лоб.

5

Он не сразу открыл глаза, кровь запеклась и склеила ресницы. Виски трещали, рана на лбу чесалась и ныла. Ромка попробовал встать, но не смог. Руки и ноги, стянутые верёвками, и метровая стальная цепь сделали его пленником злополучного сарая. Он всё же приподнял голову, Анисья сидела у входа и чистила старенькое ружьё:

– Оклемался, Золотко. Вот и славно. А то уж думала, что насмерть зашибла. Рука у меня, заметь, не женская. Да и как без сильной руки-то? Одна хозяйство веду, а сыночка ещё растить и растить.

– Сыночка?

Анисья удивилась:

– Сыночка! А кого же, по-твоему?

– Твой сыночек мне пальцы отгрыз, – Ромка со слезами смотрел на искалеченную кисть. Пока он был без сознания, Анисья перевязала ему руку.

– А кто виноват? – рассуждала женщина. – Говорила в сарай не соваться, не послушал.

– Я теперь к тебе и близко не подойду, – Ромку потряхивало, хозяйка же, напротив, выглядела спокойной:

– Ну, оно понятно, чего уж теперь? Только ты не обольщайся, сыночек-то мой, он мясцо свежее любит, но повезло тебе? – Анисья указала на ружьё. – Завтра, на охоту иду. Коль подстрелю кого, поживёшь немного, а нет, уж извини…

Ромка остолбенел. Она понял, что женщина не шутит:

– С ума сошла? Что тут вообще твориться? Откуда это чудище свалилось?

Пальцы Анисьи напряглись, и Роману показалось, что шомпол, которым она шуровала в дуле старой двустволки, сейчас треснет.

– Не говори про него так! Один он у меня, а что творится, расскажу. Надо же время скоротать. Когда ещё кто другой сюда забредёт?

Савушка

1

– Деревенька наша совсем маленькая была, да и что тут удивительного? Молодёжь в город рвётся, кому охота в глуши жить? – Анисья присела на табурет. – Я и сама бы сбежала, да был у нас паренёк один. Сам понимаешь, дело молодое, влюбилась я, да и он на меня поглядывал. Я ведь тогда не уродиной была, не то, что нынче, – Анисья вытерла руки о передник, оставив на нём след от оружейного масла. – Савелием его звали, жениха моего.

– Так и ехали бы вместе, кто мешал?

Савелий не ехал в город из-за матери. Возлюбленный Анисьи был поздним ребёнком, и, когда молодые поняли что не могут друг без друга, матери Савелия было под шестьдесят. Анисья к будущей свекрови привыкла, а вот жители деревни её не любили. Странная она была, не «от мира сего». Травки всё какие-то в лесу собирала, нашёптывала что-то постоянно, в церковь не ходила.

– Чурались её, стороной обходили, а уж, как слегла, так кроме нас двоих к её дому никто и вовсе не подошёл. В деревне к тому времени, почти одни старики да старухи остались. – Анисья выдохнула, и сложила по-бабьи руки на груди. – Мы ведь пожениться тогда решили, уж свадьбу назначили, а тут повестка. Жениха моего в армию забрали, а я в их доме поселилась, за больной старухой приглядывать. Савелию сказала, дождусь.

– И, как принято, не дождалась, – съязвил Роман.

– Не дождалась, да только не по своей воле.

– Ой ли, все так говорят.

Анисья, не обратив внимание на язвительное замечание, продолжила:

– В ту ночь дождь лил, ветрина такой завывал, чуть крышу не снесло. Но не от ветра я проснулась. Больная старуха кричать стала, да так, что я чуть с постели не свалилась.

Роман заслушался. Старуха бранилась, проклиная всё: соседей, грозу, военных, которые сына её забрали, но, со временем, успокоилась:

– Помираю, – сказала. – Сыну хотела силу свою передать, но, видно, не судьба. Чувствую, не вернётся он.

– Как не вернётся? – Анисья усиленно тёрла глаза.

– Слушай, не перебивай. В саду под яблоней копай, свёрток там спрятан, в нём книга.

– Какая книга? Вы про Савелия скажите? Что он? Как?

– Молчи! – зло прошипела бабка. – Сказано тебе книгу найди, та книга людей с того света призвать может. Бери её, теперь она твоя.

Это были последние слова умирающей.

2

– Старуху в лесу зарыли на деревенском кладбище. Осень была ранняя, а деревья уж почти все пожелтели. Мало было народу, не всем захотелось с колдуньей прощаться, а похоронка на Савелия на следующий день пришла. Ох и плакала я, всё поверить не могла, что не увижу его, а про книгу год спустя вспомнила, когда картошку в огороде копала, стала под яблоней рыть, нашла.

– Ну и…? – Роман придвинулся. – Бред какой-то.

– Бред, не бред, да только не обманула старуха, – в глазах Анисьи вспыхнул огонёк. – Не простая книга та была.

«Она точно сумасшедшая», – Ромка почувствовал резь в животе.

– В туалет бы мне.

Но Анисья не услышала просьбы. Она перенеслась в то далёкое время.

3

Стерев влажные комья, девушка поднесла свёрток к лицу, понюхала: «Дымом пахнет». Почему-то захотелось выбросить находку, но слова умершей старухи прочно засели в голове. «Неужели и впрямь с её помощью можно мёртвого оживить?», – Анисья вздрогнула, огляделась, вокруг никого и забежала в дом. Плёнка, в которую было завёрнуто ведьмино наследие, была надорвана. Часть листов намокла, раздулась. Анисья раскрыла книгу, снова понюхала: «Сыростью пахнуть должно, гнильём, а тут…».

Ровные строчки, написанные угловатыми буквицами, не расплылись от влаги. Слова читались и произносились легко, звучали словно молебен, словно песня: «Приди, приди, мой суженый. Вернись и надели меня счастьем и своей любовью», – раздалось как будто со стороны.

Анисья не сразу поняла что это её голос, и это именно она призывает мертвеца: «Приди. Приди. Люби. Люби».

В глазах помутилось. Ещё сильнее запахло гарью, да так, что стало трудно дышать. В этот момент пелена, застелившая на время глаза, развеялась, и светлый образ предстал пред ней.

4

– Прочла я заклинания, и вернулся он.

– Кто он-то?

– Как кто? Савелий конечно. Любили мы друг друга.

Ромка поморщился. Анисья сидела на лавке, мечтательно закатив глаза к потолку:

– После той ночи поплохело мне, замутило, затошнило. Не сразу, но поняла я, что понесла.

Женщина улыбнулась. Ромке стало совсем невмочь.

– От той любви ребёночек и народился, – Анисья посмотрела на лежащего в клетке монстра. Тот спал невинным детским сном, сытый и довольный.

– Хочешь сказать, что ты его от призрака родила?

– Может и призрак то был, не знаю. Только в тот момент он мне живым казался, настоящим. Я и ребёнка в его честь назвала, Савушкой.

– Ну а с книгой что?